Я ей всегда говорила - не спеши, не спеши, не спеши, а она слушала и жила так, будто на поезд опаздывает.

среда, 22 января 2014 г.

#343 day

Она сочла бы за честь противопоставить себя сильному противнику и оспаривать свое превосходство в беспощадном поединке, но вместо этого ей приходилось бороться с серостью, заурядностью и полным отсутствием профессионализма.

С детства она постоянно слышала в свой адрес две фразы. «Ты невыносимо заносчива», – часто говорили ей, хотя Дэгни никогда не пыталась доказать, что она умнее других, и «Ты эгоистична», – хотя, когда она спрашивала, что это значит, ей ничего не отвечали. Она смотрела на взрослых, удивляясь, как они могут предполагать, что она почувствует вину, если сами обвинения не сформулированы.

Это была песнь неповиновения и отчаянного поиска.

– В тебе очень много смелости, Дэгни. Когда-нибудь тебе это надоест.– Что надоест? Смелость?Но он не ответил.

«Ты устала», – думала Дэгни и с суровым, презрительным спокойствием наблюдала за своим состоянием, зная, что это пройдет.

Она не знала, в чем причина ее одиночества. Она могла выразить это только словами: «Это не тот мир, на который я надеялась»

вторник, 7 января 2014 г.

#328 day

Внутри закончилась эпоха.

Вчера пыталась рассказать весь атомный взрыв, что творится у меня в голове. Это чувство, когда представляешь в голове храм Говарда Рорка. Отвращение, когда читаешь о Джиме Таггарте. Бессильная ярость из-за глупости и крайнее, вулканическое чувство жизни.

Сделай что-нибудь.

Мы шли по Патриаршим. Впервые лег снег. Было светло от деревьев, украшенных тонкими синими нитями электричества. Смеялись, так легко и громко, и повторяли с театральным жестом: сделай что-нибудь. тебе двадцать лет. сделай что-нибудь.

Мы с тобой - как две старые лесбиянки, которые больше не занимаются сексом.

Новогодняя ночь. Парк. Москва. Огромный пес в ногах, который боится фейерверков. Мы шутим, говорим о том, какие мы устало-старые. Через два дня узнаю, что внутренне мне - 27, и у меня кризис. А еще, чтобы не было вертолетов, нужно ложиться на край кровати и ставить одну ногу на пол.

Между этими станциями пролегли годы, но он осознавал их очень смутно и расплывчато – так все расплывается перед глазами от ветра, когда мчишься на огромной скорости.
Начать читать в поезде Атланта - лучший момент. Семь часов с перерывом на кофе. Соседи с любопытством разглядывали меня. На словах "Это какое-то средневековье" на моем лице отразилась невыносимая боль. Мне потребовалось закрыть глаза на 10 секунд, чтобы вернуть самообладание. Девушка напротив смотрела на меня огромными сопереживающими и удивленными глазами. Она работала на новогодних праздниках снегурочкой, и теперь ехала к брату на Рождество, за окнами мелькали станции, а я не возвращалась, нет. Я превращалась.